Кто-то узнал секрет

Первый луч солнца пробился сквозь легкую занавеску, скользнул по видав­шему виды этюднику, сверкнул на ни­келированном его уголке и высветил седеющие мохнатые брови Ивана Пет­ровича. Он проснулся и прикрыл ла­донью глаза.
В комнате царил привычный и удоб­ный для художника беспорядок. Вечно молодая Венера белела в углу на стел­лаже. Рядом - пень с фантастически переплетенными корнями, на которых висели лапти с лыковыми подвязками. На полке и внизу вдоль стены стояли старые рамы и этюды: ивы над пру­дом, яркий куст рябины, черно-пестрая корова с задумчивыми глазами. Жена перед отъездом навела в его хозяйстве посильный порядок, но вчера, перед сдачей картины, над которой он рабо­тал полгода, Иван Петрович снова взы­скательно сравнивал ее детали с натур­ными зарисовками и размалеванную палитру, конечно, оставил на столе.
Картину единодушно одобрили. Она будет украшать новый Дворец культу­ры текстильщиков. Настроение в связи с этим было приподнятое. Теперь мож­но браться за новое полотно. Надо съездить на этюды в Киржач, побывать на водохранилище, в Абрамцеве. Как хорошо, что он купил «Волгу», как она теперь помогает в поисках натуры! Без нее так и остались бы неувиденными многие волшебные места, жемчужины русской природы. Что ни говори, труд­но уже быть мобильным в его возрасте.
Иван Петрович откинул одеяло и, на ходу размахивая руками, что симво­лически означало утреннюю гимнасти­ку, направился к окну. Уже сквозь по­лупрозрачную занавеску он увидел пу­стоту на том месте, где оставил маши­ну. Сердце сжалось и забилось встрево­женными толчками.
Перегнувшись че­рез подоконник, он растерянным взгля­дом шарил по пустынному в раннее ут­ро двору, всем существом протестуя против очевидного факта: его голубая красавица «Волга» исчезла, похище­на... Он было бросился к дверям, но но­ги стали будто ватными. Неверными шагами подошел к телефонному столи­ку, снял дрожащей рукой трубку и вы­ронил ее на пол. Схватив трубку, он принялся дуть в нее, стучать по аппа­рату, но телефон безмолвствовал. В гла­зах потемнело, больно заныло в гру­ди. Заметались мысли: нужно вызвать неотложку, позвонить в милицию. Те­лефон есть у соседа по лестничной площадке, к тому же он - врач. Срочно к нему!
Сосед, Валентин Григорьевич Бого­родский, бросил на гостя острый испы­тующий взгляд и, подхватив под руку, проводил к дивану.
- Этого еще не хватало! Почему вы разгуливаете в таком нетранспорта­бельном состоянии? - сердито хму­рясь, спросил Богородский. Узнав, в чем дело, он сочувственно покивал головой. - По должности я действительно за­меститель главного врача, но, увы, по хозяйственной части, - развел он ру­ками. - Так что дать вам валидол еще рискну, а на большее прав не имею. Будем звонить по телефону...
Вызвали неотложку и милицию. Иван Петрович с трудом поднялся пышного коврового дивана:
Пойду гостей принимать. Как вы думаете, найдут машину? Обязательно! - убежденно произ­нес Богородский. - Не волнуйтесь и лежите спокойно. Все обойдется! Да­вайте я вас провожу...
Полного покоя потребовал и врач, прибывший с неотложкой. Он прослу­шал Ивана Петровича, измерил давле­ние, сделал укол и, выписав рецепт, уехал, взяв с пациента слово, что до следующего визита он будет смирно лежать в постели, не нервничая, что бы ни случилось.
Однако сохранять олимпийское спо­койствие в сложившейся обстановке было трудно. Тем более, что через час приехал офицер милиции, высокий блондин с капитанскими погонами. - Речкин Василий Сергеевич, - представился гость, предъявил удосто­верение работника московского уголов­ного розыска и объяснил, что дело по угону «Волги» поручено ему.
Иван Петрович скептически посмотрел на молодого капитана и недовольно поджал губы. Как-то несолидно, по мнению художника, выглядел человек, от которого зависело столь многое. На скуле у него багровела широкая ссади­на. На кителе поблескивал значок ма­стера спорта. «Боксер, наверно, или самбист, - размышлял Иван Петро­вич. - У них в милиции это служеб­ный вид спорта. А тут головой рабо­тать надо, не кулаками размахивать...»
Речкин понял, что произвел не наилучшее впечатление, но не станешь же объяснять каждому, что ты спортс­мен-мотогонщик, а на тренировках слу­чается получать ссадины.
Разговор поначалу не клеился. Ху­дожник отвечал вяло, безучастно. Осо­бых примет у «Волги» почти не было. Разве что небольшая царапинка на правом переднем крыле да еще слег­ка помят задний бампер: разворачи­вался на лесной полянке и ткнулся в пенек. Что было в машине? Два подрамника, обтянутые холстом, складная табуретка-тренога, новая фара к «Ижу», которую купил по просьбе дачного соседа. Тоже, кстати, с отметинкой: видно, терлась на заднем сиденье о подрамник, и остались на хромированном ободке и лазоревом корпусе небольшие царапины. Неудобно даже, что так неаккуратно обошелся с покупкой.
Капитан подробно записал все, поинтересовался, имелось ли в машине секретное устройство, мешающее пустить двигатель постороннему.
- Было. Такая кнопка, вроде головки шурупа. Если не нажмешь ее при запуске, включается звуковой сигнал. А уж как все устроено, и сам не знаю.
Иван Петрович рассказал, что делал «секрет» знакомый техник Володин. Работает в каком-то автомобильном институте, живет поблизости, «Москвич» у него. Человек вполне порядочный, вне всяких подозрений. Кто еще мог знать секрет? Художник задумался. Вспомнилось, что однажды с Володиным приходил делать профилактику рыжий коренастый парень. Слесарь из института, что ли. Парень, засучив рукава, молчаливо копался под капотом. Хмурая физиономия, как после похмелья. На правой руке - аляповатая татуировка: якорь, обвитый цепочкой из кривых колец. Вид, не внушающий особого доверия...
Иван Петрович оживился. Конечно, этот рыжий мог угнать машину! Он ему сразу не понравился. Художник принялся подробно рассказывать о приметах вероятного преступника. Припомнил он и другой факт. С месяц назад чуть не угнали «Москвича» у инженера из их дома. На ночь он оставил машину под балконом. И вот однажды на рассвете инженера разбудила сирена: сработала сигнализация, когда кто-то открыл дверцу его «Москвича». Инженер выскочил на балкон и заметил у фонаря двух убегающих. Один из них по приметам вроде бы походил на рыжего парня с татуировкой...
- В милицию об этом сообщали?
- По-моему, нет.
- А зря! - нахмурился Речкин. - Показания эти розыску очень бы пригодились. На дверце могли остаться отпечатки пальцев, а утром протерли машину и следы исчезли. Интересы инженера не пострадали, а до остального, получается, ему дела нет...
Иван Петрович снова недовольно поморщился. «Ну вот, еще ничего не сделано для розыска «Волги», а уже выговор получил, - неприязненно думал он. - Будто я виноват, что милиции хлопот прибавилось».

Парень с татуировкой

Хлопот у милиции действительно прибавилось. В городе и за его чертой голубую «Волгу» художника Михайлова искали настойчиво и активно. Ее приметы и номер появились в записных книжках инспекторов дорожного надзора, участковых уполномоченных. Радиограмму, начинающуюся словами «объявляется розыск», приняли все службы московской милиции.
В одном из дворов под брезентом обнаружили изъеденный ржавчиной остов «Победы» без двигателя. Оказалось, что уехавший в командировку владелец оставил тут вполне исправную машину, которую кто-то подменил. Возникло еще одно дело. На шоссе возле Внуково задержали голубую «Волгу», владелец которой не остановился по сигналу дружинника. Оказалось, что уходил он от погони лишь потому, что поломал в роще рядок молодых березок с клейкими, едва распустившимися листочками.
Не терял времени понапрасну и Василий Речкин. С утра он колесил по городу в поисках рыжего парня с татуировкой. Оказалось, что в институте он уже не работает, но в отделе кадров сохранился личный листок с фотографией и адрес слесаря Игоря Шальнова. Не было его и дома. Постояв у запертой комнаты, Речкин принялся расспрашивать соседей. Переодетый в штатский костюм, с багровой ссадиной на лице, он вполне правдоподобно объяснял, что попал в аварию и теперь ему срочно нужен слесарь для ремонта машины. Однако никто толком не знал, где теперь Шальнов работает: как будто бы в гараже какого-то таксомоторного парка. Соседи говорили о нем с неприязнью. Шальнов частенько выпивал, возвращался домой далеко заполночь, беспокоил людей. А эту ночь он и совсем дома не ночевал, со вчерашнего дня его в квартире не видели. Речкин зашел в телефонную будку и позвонил своему помощнику Михаилу Буканову. Перечислив, какие нужно навести справки, капитан попросил подумать над планом оперативных и следственных мероприятий по делу. - Если попадешь в точку, барбос - твой, - добавил он неофициальным тоном.
Барбосом они называли обещанного Речкину щенка овчарки, о котором мечтал Буканов.
Михаил, молодой выпускник милицейской школы, недавно стал работать в уголовном розыске и на первых порах попал впросак. Его послали на место происшествия, к «Москвичу», с которого украли радиоприемник, лобовое стекло и еще кое-что по мелочи. Вернулся он с целым набором слепков следов, отпечатков пальцев, шерстинками, ворсинками и образцами пыли для экспертизы. Мартьяныч, старейший работник отдела, невозмутимо одобрил обстоятельность следственных действий, но посоветовал начать с другого конца: позвонить на станции технического обслуживания «Москвичей» и узнать, кто из заказчиков ожидает поступления дефицитных лобовых стекол. Таких оказалось трое. Поразмышляв над списком, Мартьяныч порекомендовал: «Поговори с этим Шурыгиным, кому он стекло заказывал». Так, с первого захода, был найден автослесарь, добывший стекло путями неправедными. Драгоценного практического опыта Михаилу не хватало, и Речкин заботился о его пополнении.
- Ну, какие хитроумные действия предлагаются? - спросил Речкин, возвратясь в управление.
- Какие тут действия, - вздохнул Михаил. - Допросить преступника и дело с концом. Элементарный случай. Вот, пожалуйста! - протянул он собранные документы. Оказалось, что двадцатилетний Шальнов уже дважды судился за угон автомобилей. В первый раз, шестнадцатилетним подростком он был осужден условно. Во второй, когда разбил машину, - угодил в колонию. - Очень похоже, что здесь его работа, - сказал Буканов. - Знал секрет включения мотора - раз, рецидивист- угонщик - два, исчез в ночь угона машины - три.
Руку с тремя прижатыми пальцами Михаил поднял как убедительное доказательство и закончил вопросом: «А на какие, спрашивается, доходы он пьянствует, не просыхая? - Да-а, - с сомнением покачал головой Речкин. - Не новичок, а все как на ладони. Будто специально, чтобы мы тут головы не ломали. Что-то давно мне так не везло... А я вот думаю, что наводчиком он, может, и был, но вряд ли сам угонял. Наоборот, если хоть сколько-нибудь причастен к угону, то наверняка такое алиби себе обеспечил, что ни с какой стороны к нему не подъедешь. Знает, что к чему... Полчаса Буканов обзванивал по телефону таксомоторные парки и, наконец, установил, где работает слесарь Игорь Шальнов. Речкин поехал в парк, вызвал его к директору и пригласил для разговора на Петровку.
Всю дорогу парень угрюмо молчал, уткнувшись взглядом в коврик на полу машины. Время от времени он принимался нервно причесывать пятерней огненно-рыжую шевелюру. В кабинете у Речкина он застыл на стуле в напряженном ожидании.
Разговор с ним никак не налаживался. Отвечал он весьма лаконично, только на конкретные вопросы. Ну, сидел. Освобожден условно досрочно. Иногда помогает технику Володину ремонтировать машины. Фамилий заказчиков не запоминал: с ними вел переговоры Володин. Шальнову предложили назвать адреса, где он работал, и марки машин, которые он ремонтировал. Он перечислил несколько дворовых стоянок, назвал пару «Москвичей», мотоколяску, но о «Волге» художника Михайлова не вспомнил.
Тогда начали с другого конца...
- Где вы были сегодня ночью?
- А это вам зачем? - насупился Шальнов, но затем нехотя стал рассказывать. Вчера он был в Черемушках на вечеринке у своего приятеля Анатолия Савина, там сильно выпил, кажется, поссорился с кем-то и ушел поздней ночью. Сильно клонило ко сну. Чтобы не свалиться на улице, зашел в какой-то подъезд и улегся на полу рядом с лестницей. Проснулся рано утром от того, что прямо в ухо визгливо лаяла пегая собачонка, которую придерживала на ремешке невысокая старушка. Она посоветовала ему идти домой. Он приехал в таксомоторный парк часа за полтора до начала работы. В каком подъезде ночевал, вспомнить не может. Где-то на Профсоюзной улице, неподалеку от квартиры Савина. Там есть три одинаковых пятиэтажных дома, так вот, в одном из них...
Узнав, по какому поводу возник весь этот разговор, Шальнов сердито буркнул:
- Не там ищете. Я завязал, накрепко.
- А где искать? Посоветуете? - быстро спросил Речкин. Шальнов помолчал и нехотя, слово за словом рассказал, как недавно купил возле автомагазина на Бакунинской комплект поршневых колец, затем выпил с каким-то незнакомцем. Разговаривали о всякой всячине, а под конец тот предложил пригнать машину для надежного покупателя. Игорь обругал его и ушел. Больше не виделись. Из примет запомнилась одна: нет мизинца на правой руке.
Буканов отправился на Профсоюзную улицу проверять показания Шальнова. Михаил считал, что многоопытный парень с татуировкой сочиняет, понимая, как важно для него алиби. Но служба остается службой, что бы ты ни предполагал, нужно точно установленными фактами опровергнуть или подтвердить показания подозреваемого. Долговязый Савин встревожился, узнав, что его приятелем интересуется уголовный розыск. Его рассказ подтвердил показания Шальнова.
Михаил уныло ходил из квартиры в квартиру трех одинаковых пятиэтажных домов на Профсоюзной улице и никак не мог разыскать старушку с пегой собачонкой. А от нее многое зависело. Если она не выдумка, то рушилась еще одна версия Михаила. Может быть, и нет на свете такой старушки, но в этом надо убедиться абсолютно точно. Наконец Буканов установил, что ни в одном из трех домов о ней ничего не знают и пьяного в подъездах не видели. Кажется, можно уезжать со спокойной совестью, но тут Михаил обратил внимание еще на один похожий пятиэтажный дом, стоящий поодаль, в стороне. Может быть, там? И он снова зашагал с этажа на этаж. Впрочем, на этот раз ходить долго не пришлось.
- Да, у Клавдии Ивановны недавно появилась болонка. Кажется, у сестры взяла. Это в соседнем подъезде. Михаила встретил визгливый собачий лай. Невысокая седенькая старушка, мельком взглянув на снимки, сразу отобрала тот, на котором был изображен Шальнов.
Докладывая о результатах проверки, Буканов признал:
- Угнать «Волгу» он никак не мог. Меньше трех часов его не видели свидетели, а за это время нужно было приехать на другой конец города, выбрать момент для угона, спрятать где-то машину и вернуться на Профсоюзную. И трезвому не управиться.
Угонял не он, - согласился Речкин. - А проинструктировать, как ее угнать, мог кого угодно. Но это уже из области догадок... Работать нужно, проверять. А насчет покупателя, который без мизинца, Шальнов не сочиняет. Чувствую всей душой. Найти его надо обязательно.

Ключ, голубятня и сберкнижка

Одна за другой проходили недели. Миниатюрные клейкие листочки на деревьях превратились в пышную листву. Под жарким солнцем стал раскисать асфальт.
Раскрытое окно не приносило прохлады. Ослабив галстук и расстегнув воротник форменной рубашки, Речкин снова углубился в изучение бумаг, собранных в объемистой синей папке.
Из собственного опыта он уже знал, что если машину долго не удается найти, значит, тут действовал похититель, рассчитывавший продать ее целиком или по частям. Хотя, разумеется, когда его задерживают с поличным, он всегда уверяет, что сделал это по глупости, ради озорства, хотел лишь покататься.
Василий Речкин старательно изучал по донесениям обстоятельства задержания угонщиков, искал среди них вероятных похитителей.
...Духота мешала сосредоточиться. Мысли вяло скользили с одного на другое. На столе под стеклом постоянным напоминанием лежало письмо правления Союза художников. Со всей убедительностью в нем доказывалось, что машину художника Михайлова нужно разыскивать в первую очередь, поскольку отсутствие ее задерживает выполнение большой творческой работы.
«Как будто розыск ведется в зависимости от того, кому и зачем нужна машина!» - подумал Речкин.
Если бы художник еще знал, что этот рыжий Шальнов уже дважды судился за угон, то уж совсем бы уверился, что капитан - шляпа. А между тем у Шальнова полное алиби, и это Речкин установил доподлинно.
Просматривая очередное донесение, Речкин насторожился. У Марьиной рощи с патрульной машины заметили синюю «Победу», номер которой только что был объявлен в розыск. Устремились за ней вдогонку. На Краснопрудной улице выскочили вперед и развернулись, перегородив дорогу. Водитель «Победы» резко подал назад, сбил пешехода, крутанул баранку влево и помчался в обратном направлении. Настигли его в Малом Краснопрудном переулке. Преступник кинулся было в ближайший подъезд, но он оказался непроходным; там у лифта он и встретил с поднятыми руками работников милиции.
Перед преследователями стоял интеллигентного вида юноша. Он нервно вздрагивал и виновато улыбался.
- Прокатиться хотел, - объяснил он. - Вот глупость-то какая получилась, вот глупость!..
«Виктор Кондратьев, девятнадцати лет, электросварщик станции технического обслуживания легковых автомобилей. Проживает с матерью», - записал Речкин и договорился со следователем о встрече с арестованным.
Кондратьев уже успокоился и на вопросы отвечал рассудительно, не торопясь, взвешивая каждое слово. «Победу» угнал потому, что затмение какое-то нашло.
Свободный день, отличная погода, машина с приглашающе раскрытой дверцей, очень захотелось прокатиться за город, вот - сел и поехал. Мальчишество, глупость, ну, пожалуй, хулиганство, но не больше. Машину бы он оставил в сохранности, на видном месте. Он не вор какой-нибудь, ни в чем плохом еще не был замешан. Действительно, по учету среди ранее судимых он не числился.
- Я очень люблю автодело и поставил перед собой цель стать инженером, - охотно рассказывал подследственный. - Учусь в вечерней школе, много читаю, весь заработок отдаю матери.
На заданный ему вопрос ответил, что ни с кем не дружит.
Речкин отправился на квартиру к Кондратьевым.
- Для меня это как гром среди ясного неба, - заплакала мать Виктора. - Не понимаю, как это могло случиться. Мальчик он тихий, воспитанный. Почти всю получку отдает мне, оставит только на сигареты. Знаю - если он не дома, то у Толи на чердаке возится с голубями. Витя их с детства любит, а в нашем доме держать негде.
Голуби заинтересовали капитана. Обо всем словоохотливо рассказывал Кондратьев, а о голубях, чердаке и своем приятеле ни словом не обмолвился. «Ни с кем не дружу», - припомнилось Речкину, и он попросил женщину поподробнее рассказать о приятеле сына.
- Толя Фоменков живет вон в том флигеле, - показала она через окно. - Они вместе выросли и давно уже приспособили чердак под общую голубятню. Сейчас Толя очень повзрослел, стал серьезным юношей. Работает он на автозаводе, по вечерам учится в техникуме. Лучшего товарища и не надо...
Фоменкова удалось застать дома, за учебниками. Он вполне соответствовал данной ему характеристике. Когда речь зашла о голубях, улыбнулся и сказал, что все меньше времени остается ухаживать за ними.
- Я уж и на чердаке редко стал бывать. Там теперь Витькина вотчина.
На чердак вела ветхая скрипучая лестница. Было здесь душно и пыльно. Раскалившаяся за день железная крыша продолжала греть и в часы вечерней прохлады. Спертый воздух был насыщен запахами теплой краски, старых стропил, птичьей живности. Беспокойно заворковали голуби. Речкин скользнул взглядом по пропитанным пылью книгам и внимательно осмотрел вольеру о голубями, участок вокруг нее. Под ногами повсюду виднелся серый от толстого слоя пыли песок, лишь в одном месте он был чуть пожелтее, по-видимому, его здесь недавно перекапывали. Капитан копнул тут рукой и сразу извлек из песка газетный сверток. В нем оказалась сберкнижка на имя Кондратьева. Вклад - пятьсот рублей - был сделан месяц назад.
- Откуда у него такие деньги?! - удивился Анатолий. - На кино всегда у меня занимал.
Ничего интересного больше обнаружить не удалось. Речкин попрощался.
Чем же открывал синюю «Победу» Кондратьев? Его утверждение, что машина была незапертой, с ключом в замке зажигания, убедительно опроверг владелец, предъявив полный комплект ключей от автомобиля. Капитан снова представил себе сцену задержания - подъезд, трясущийся Кондратьев с поднятыми руками. Ключей и отмычек при нем не нашли.
На следующий день Речкин разыскал этот подъезд и принялся скрупулезно его осматривать. Он обследовал щели за батареей центрального отопления, ящик с электросчетчиками, карнизы, потом посмотрел на шеренгу почтовых ящиков и расспросил жильцов, не обнаружил ли кто-нибудь вместе с почтой подброшенных ключей. Затем обратил внимание на сбившийся комками мохнатый коврик у входной двери, приподнял его и увидел то; что искал, - целое ожерелье плоских автомобильных ключей. Тут же составил протокол о находке.
Эксперты-криминалисты определили, что обнаруженная коллекция ключей позволяет открыть и запустить любую «Победу». На станции технического обслуживания, где работал Кондратьев, рассказали, что у них время от времени загадочно исчезали ключи от «Побед». Сдаешь отремонтированную машину владельцу, и приходится извиняться.
Вызванный на допрос Кондратьев упорно стоял на своем: работал, учился, приятелей не имел.
Когда ему предъявили сберегательную книжку, он долго молчал, а затем признал:
- Да, это моя. Копил на мотоцикл, тайком от матери.
- Где вы взяли пятьсот рублей?
- Бывали иногда случайные заработки, машины чинил.
- Назовите, где и сколько вы заработали таким образом.
- Сейчас этого точно вспомнить не смогу.
Следователь убрал газету, прикрывавшую связку ключей на столе, и задал очередной вопрос:
- Вам знакомы эти ключи?
- В первый раз вижу, - потупился обвиняемый.
- Странно. А на ключах - отпечатки ваших пальцев. Вот заключение экспертизы. Для чего вы похищали ключи на станции?
Кондратьев молчал. В тишине, воцарившейся в кабинете, послышались приглушенные всхлипывания арестованного. Наконец он попросил бумаги:
- Давайте я сам обо всем напишу. Ничего не скрою. Для суда ведь имеет значение полная откровенность. Пусть суд увидит, что я сам... собственной рукой...
Писал он до глубокого вечера, подробно, в деталях. Воровал он только «Победы», потому что хорошо изучил их двигатель и мог быстро разгадать всякие «секреты» владельцев. Машину старательно «раскулачивал» - брал все не очень громоздкое, на что был спрос на стихийных толкучках возле автомагазинов.
Здесь его и приметил один завсегдатай - «дядя Коля». Он понял, как добываются автодетали, пригласил перекусить и предложил пригнать ему машину для надежного покупателя.
За нее Виктор и получил те самые пятьсот рублей. Последнюю машину он угнал тоже для «дяди Коли». Кондратьев не знал фамилии «дяди Коли». Сколько ему лет? Около сорока. На правой руке нет мизинца...
После этого у Виктора Кондратьева жизнь пошла словно в детективных романах. В поисках «дяди Коли» он бродил по рынкам вместе с переодетыми в штатское работниками уголовного розыска, фланировал у автомобильных магазинов. Розыск осложнялся тем, что на обусловленную встречу Кондратьев не явился по вполне уважительной причине: он в это время находился под стражей. Срыв встречи, по-видимому, насторожил его сообщника, и тот решил на время исчезнуть.
Арестовали его лишь через неделю у пивного ларька на Бакунинской улице. «Дядя Коля» - Николай Резниченко уже трижды отбывал наказание за кражи и мошенничество. Теперь он был лицом без определенных занятий и постоянного места жительства. На очной ставке с Кондратьевым он признался, что продал похищенную «Победу» приезжему из Краснодара, здоровенному молчаливому толстяку, о котором ничего не знает. Покупатель заплатил полторы тысячи рублей, заменил на машине номерной знак припасенным краснодарским и, кивнув на прощанье, уехал.
Речкин вылетел в Краснодар и с помощью сотрудников местной милиции разыскал здоровяка Афанасьева, директора мясного магазина, обладателя не благоприобретенной «Победы». Капитан приехал на ней в Москву и вернул машину законному владельцу, генералу в отставке, который несказанно обрадовался этому и сразу принялся писать благодарственное письмо начальнику управления.
Был обезврежен еще один серьезный преступник, перекупщик краденых автомобилей, но это не очень радовало Речкина. Многоопытный Резниченко вынужден был признаться в разных своих грехах, но божился, что никакого отношения к голубой «Волге» художника Михайлова не имел. В конце концов он даже доказал свое бесспорное алиби: в этот период он выезжал в Мелитополь, где проживал у старой приятельницы, что та и ее соседи подтвердили.
- Странные вы люди, что до одного меня цепляетесь, - недовольно бубнил Резниченко. - Вы найдите «доктора» и цепляйтесь до него, может, это его работа.
Резниченко краем уха слышал, что у него есть конкурент по кличке «доктор», но никогда не видел его и не знал, где его искать.
...Василий Речкин достал из-под стекла на столе письмо правления Союза художников и сам себе написал на уголке резолюцию: «Найти!» Потом подумал и добавил пониже: «Будет исполнено».

Автотуристы из столицы

Солнечным июньским утром Сергей Абашидзе, инструктор гагрского комитета физкультуры, вышел из дома пораньше, чтобы не торопясь отправиться на работу. Он окинул благодушным взглядом улицу, утопавшую в яркой зелени, еще не опаленной жаркими лучами южного солнца, «диких» курортников, шествовавших с авоськами на пляж, и заглянул через каменный заборчик к соседу Георгию Маркарову, чтобы сказать привычное «С добрым утром!». То, что он увидел, наполнило его душу безотчетным волнением. Возле веранды в легком светлом платье стояла юная красавица. Платиновая белизна ее пышных волос подчеркивалась длинными темными ресницами. Невысокого роста, она была удивительно пропорционально сложена. Чуть раздвоенный подбородок и ямочки на щеках придавали ее облику особое очарование. Потом Сергей заметил у кипариса атлетического вида брюнета, лет тридцати с небольшим, с суровыми сросшимися бровями. В глубине дворика сияла черной эмалью новенькая «Волга».
- С приездом! - дружелюбно кивнул Сергей блондинке.
- С добрым утром! - ответила она с милой улыбкой.
По дороге Сергей размышлял над тем, какое отношение имеет к юной красавице могучий брюнет. Не хотелось, чтобы это был муж. Может быть, они просто друзья, а еще лучше - если родственники. Кое-как Сергей дождался конца рабочего дня, надел свой лучший костюм и зашел к соседу. Гостей не было видно. В ответ на расспросы пройдошистый Георгий лишь ухмылялся. Наконец он сказал:
- Сам первый раз вижу. Из Москвы приехали. Она - Нина, он - Николай. Но, - многозначительно поднял палец Георгий, - фамилия у них одна - Петровы, так что берегись, чтобы Отелло не рассвирепело...
Настроение у Сергея потускнело, разговор оборвался. Вскоре пришли и Петровы. Познакомились. За столиком на веранде разговорились. И тут ситуация изменилась: выяснилось, что Николай - родной брат Нины. О своих планах гости ничего определенного не сказали: приехали отдыхать, поездим по побережью, где остановимся, - сами еще не решили.
На следующее утро Сергей приветствовал москвичей уже как старых друзей. Кроме Нины и ее спутника, он увидел на веранде брата Георгия - Афанасия Маркарова, директора ресторана в Кутаиси. Однако вечером дом соседа выглядел пустынным: ни гостей, ни машины. Картина не изменилась и утром, когда Сергей выезжал в Адлер проводить свою мать в Ленинград.
- Э! Плохой ухажер, генацвале, - покачал головой сосед. - Не сумел девушку приворожить. Уехали они в Лазаревский. В аэропорту Сергей был рассеян и невнимателен. На скамейке перед выходом на летное поле он безучастно выслушивал наставления матери, а сам думал о промелькнувшей, как видение, девушке.
- Заканчивается посадка на самолет № 70218, вылетающий рейсом Адлер - Москва, - гулко разнеслось из репродуктора. Сергей машинально посмотрел на самолет с этим номером, выписанным большими черными цифрами на серебристом фюзеляже, на одинокие фигурки пассажиров, спешащих к трапу, и увидел... своих новых знакомых. Нина еле поспевала за размашисто шагавшим Николаем.
- Нина! - крикнул Сергей, даже не подумав, удобно ли это. Но неподалеку взревел двигатель вертолета, заглушил его слова, и девушка не оглянулась.
Отъехал трап, плотно закрылась овальная дверь, и тягач увез самолет на взлетно-посадочную полосу.
Проводив мать, Сергей зашел в ресторан на аэровокзале. Он долго сидел один за столиком, пока к нему не подошел давно обративший на него внимание знакомый милиционер и не справился участливо, о чем он так горько загрустил. Захмелевший Сергей рассказал ему о своей печали.
- Понимаешь! - в который уж раз повторял он. - Приехали на «Волге» отдыхать, сказали, что будут в Лазаревском, а сами тут же вдруг улетели в Москву. А куда же они «Волгу» дели?
...Капитан Речкин дважды перечитал подробное письмо отдела милиции Гагры. В нем сообщалось, что Георгий Маркаров на допросе уверял, будто с приезжими москвичами он раньше не был знаком, ничего о них не знает и просто из любезности разрешил им ночевку у себя во дворе. Однако доверия Марка-ров не заслуживает. Против него уже возбуждалось уголовное дело по обвинению в спекуляции, которое пришлось прекратить из-за недостатка улик.
Сообщались подробные приметы Николая Андреевича и Нины Андреевны Петровых. Номера «Волги» Маркаров не помнит, а Сергей Абашидзе меньше всего обращал на нее внимание. Имеются основания предполагать, что Петровы незаконно продали «Волгу», возможно - брату Маркарова. Речкину тоже пришла на ум эта мысль, и он не стал терять времени понапрасну. Но первые результаты проверки оказались далеко не утешительными. На телеграфный запрос из Кутаиси сообщили, что директор ресторана А. Маркаров машины не имеет, хотя и собирается ее приобрести.
«Аэрофлот» дал справку, что указанным рейсом из Адлера в Москву Петровы не летели. Бортпроводница самолета № 70218, ознакомившись с приметами яркой блондинки и высокого брюнета со сросшимися бровями, вспомнила, что они сидели где-то в последних рядах на местах «А» и «Б», но по регистрации пассажиров они числились как Сазоновы - Вера Петровна и Сергей Яковлевич. Проверкой по московскому адресному столу ни Сазоновых, ни Петровых с такими внешними данными установить не удалось.
По-видимому, люди, оставившие в Гагре черную «Волгу», не случайно дважды назвались вымышленными именами.
- Вот так, Михаил Васильевич, - невесело сказал Речкин Буканову, - ничего у нас с тобой не получилось, с чего начали, к тому и вернулись. Художник Михайлов ходит пешочком, а на его «Волге» кто-то катается в свое удовольствие.
- Это уж точно, - вздохнул Михаил. - И приметы есть, а попробуй найди.
- Будем пробовать. На том и стоим.
Приметы - это уже козырь, это уже больше, чем ничего. Может быть, преступника задерживали раньше, значит, предстоит просмотреть дела угонщиков за последние годы. Кроме того, надо интересоваться каждым, кто будет задержан при малейшей попытке забраться в чужой автомобиль.
По этой программе и начали действовать Речкин с Букановым. Приметы Петрова-Сазонова были разосланы во все столичные отделения милиции. Были просмотрены сотни архивных дел. Но проходила неделя за неделей, а результата все не было...
На столе у Речкина зазвонил телефон. Говорил дежурный по отделению милиции из Кузьминок:
- Хулигана тут одного мы задержали. Пьяный до обалдения, забрался в чужую «Волгу». Хозяин сразу же увидел это и попытался с милиционером выдворить его из машины. А он заперся изнутри и ругается на чем свет стоит. Силен оказался, три милиционера еле выволокли. Высокий такой широкоплечий брюнет, брови густые, сросшиеся. По документам Николай Петрович Яковлев, возраст - тридцать четыре года.
Когда Речкин с Букановым приехали в отделение милиции, Яковлев спал безмятежным сном на широких нарах в камере для задержанных. Не без труда его разбудили, предложили умыться холодной водой и привели в комнату к дежурному. Работники уголовного розыска переглянулись. «Он!» - говорил взгляд Вуканова. То же самое подумал и Речкин, но ничем не выдал вспыхнувшей надежды: всякие бывают совпадения.
В отличие от большинства задержанных Яковлев был не подавлен, а разозлен случившимся. На вопросы он отвечал дерзко, с вызовом. «На себя злится», - подумал Речкин. Строку за строкой невозмутимо заполнял протокол дежурный. Место работы: аккумуляторщик автобазы Моспромтранса. Недавно развелся с женой и теперь проживает вместе с сестрой и матерью. Двадцатилетняя сестра Вера работает портнихой в ателье. Ранее не судился, в милицию не попадал. Зачем забрался в чужую Машину? По пьянке. Отдохнуть захотелось. Забрался бы и в милицейскую, если б первой подвернулась. Угонять «Волгу» не собирался, да и не мог, поскольку водить не умеет и шоферских прав никогда не имел. На вопрос, почему он сопротивлялся и оскорблял работников милиции, Яковлев ответил:
- Характер у меня такой. Не могу кричать «Спасибо вам, родные!», когда меня за руки и за ноги выволакивают из машины. Хорошо, хоть не покалечил никого...
Михаил несколько раз незаметно сфотографировал задержанного. Потом он отправился в ателье, где работала Вера Яковлева, и так же незаметно сфотографировал ее. В тот же день снимки самолетом отправили в Гагру. Ответ, который ожидали с нетерпением, разочаровал. В серии других снимки Яковлевых предъявили Георгию Маркарову, но он не опознал своих московских гостей. Абашидзе в Гагре не оказалось, он выехал в командировку в Москву, где остановился в гостинице «Юность».
- Что ж, пока счет один - ноль в пользу Яковлева, - сказал Речкин Михаилу. - Проверим наш последний шанс.
В гостинице они разыскали Сергея Абашидзе. Из коллекции снимков он сразу отобрал фотокарточки московских туристов Петровых. Чету Сазоновых опознала бортпроводница самолета № 70218. Решили устроить последнюю проверку и организовали «случайную» встречу Сергея Абашидзе с Верой у выхода из ателье.
- Кого я вижу! - широко развел руками Сергей. - Правильно говорят, что мир тесен. Как я рад...
Девушка отвечала ему как старому знакомому. Они вместе провели вечер в кафе.
В ателье и на автобазе получили справки о том, что в течение трех июньских дней Яковлевы на работу не выходили «по семейным обстоятельствам». Речь шла как раз о тех днях, которые фигурировали в сообщении из Гагры. Веру подождали у выхода из ателье, пригласили в уголовный розыск. По дороге в машине она горько, навзрыд расплакалась. В кабинете у Речкина судорожно выпила стакан воды и принялась рассказывать. Брат уговорил ее прокатиться на «Волге» в Гагру. Там он при содействии Георгия Маркарова продал машину его брату Афанасию. Тот довез их на «Волге» до Адлера и уехал на ней один. Брат получил пять тысяч рублей, но четыре из них должен был отдать владельцу машины, какому-то доктору. В Москве Николай купил ей модные сапожки и потребовал сохранять в строжайшей тайне поездку на юг.
Все казалось ясным, но Николай Яковлев не хотел сдаваться. Он сделал вид, что показания сестры не производят на него ни малейшего впечатления.
- Нашли кого слушать, эту дуру,- упрямо твердил он. - Она столько насочиняет, что никакой бумаги не хватит записывать. Если я продал машину, пусть мне ее покажут, пусть покажут покупателя и докажут, что я ему что-нибудь продал.
- Покажем, - пообещал Речкин, - и машину, и покупателя. На следующий день он вылетел в Кутаиси искать черную «Волгу».

Гараж на замке

Разговор за столом не клеился. Фронтовые друзья не виделись почти два года - с тех пор, как разъехались в разные концы города на новые квартиры. А вот собрались, и вроде говорить не о чем. Дмитрий Тимофеевич сегодня сам позвонил своему бывшему взводному Илье Петровичу и попросил непременно быть вечером дома. Дмитрий Тимофеевич пришел в унылом расположении духа и сейчас меланхолически рассматривал давно знакомый ему старинный водочный графин, внутри которого на дне замер розовый стеклянный петух. Хозяин дома чувствовал, что у друга неладно на душе, понимал, что он пришел рассказать о своей печали, и хотел как-то помочь развязать беседу-
- Ну, что ж, будем петуха выручать, - вздохнул Илья Петрович, наливая из графина в граненые стопки. - Как у тебя дела-то на работе?
- Дюже хорошо, чтоб их! - помрачнел гость. - Лучше некуда...
На работе дела обстояли действительно хорошо. Вот уже несколько лет его портрет держался на доске Почета. Дмитрий Тимофеевич Короткое был маляром высшего класса. Автомобили после его руки сияли полированной эмалью, как новенькие; глядя на дверцу машины, можно было бриться без зеркала. За это его и ценили.
- А как заработок при новой системе?
- Зарабатываю, не каждому и приснится, - Короткое в упор посмотрел на приятеля и после паузы добавил: - По полтораста рублей за ночь зарабатываю.
- Это как понимать, грабежом по ночному делу промышляешь? - ухмыльнулся Илья Петрович.
- Вроде того получается, - кивнул Дмитрий Тимофеевич. - Разыскал меня прошлым летом один заказчик: машину, говорит, нужно срочно на дому покрасить. Не очень-то я жалую этих левых. Вроде холуем к кому-то нанимаешься, а кроме того, гаражи у них обыкновенно -тесная, темная дыра, ни повернуться, ни работу как следует исполнить. Говорю ему, чтоб отвязался: сто рублей, меньше и разговаривать не желаю. А он - пожалуйста!
Привозит меня на больничный двор, заводит в гараж, а там новенькая «Волга» стоит, какого-то сиреневатого цвета с искрой. Вот, говорит, приходи сюда вечерком, запру я тебя в гараже на замок и к утру, значит, чтобы «Волга» черной стала. Спрашиваю, почему ночью, да еще под замком, что за секретность такая? А ничего удивительного, отвечает.
Видишь - гараж казенный, больничный, а у меня тут такие «друзья» завелись, что только и ждут случая написать кляузу. Поэтому - ночью и под замком. Кроме того, завтра этот бокс под санитарную машину займут. Я ему опять свое: нанюхаюсь, дескать, здесь под замком нитрокрасок, к утру, чего доброго, совсем очумею. А он: ничего, тут вентиляция есть, а за вредность производства я полсотни набавлю сверх договоренного... Вот так и стал он мне по полтораста платить за каждую «Волгу».
- Сколько же ты машин так, под замком, перекрасил?
- Семь. И все «Волги», свеженькие, без царапины, красить незачем. И все в черный цвет перекрашивал.
Наступила томительная пауза. Опустив глаза, Дмитрий Тимофеевич безуспешно пытался достать вилкой маринованный грибок из банки. Илья Петрович молчаливо смотрел на его вздрагивающую руку.
- Как сам-то думаешь, не ворованные эти «Волги»? - тихо спросил он.
- Очень может быть, - ответил Коротков. - Поэтому и пришел... Я уж давно сомневаться начал. Довожу машину, как новый сапог, до зеркального сияния и думаю: зачем ее затеяли перекрашивать, к тому же на заводе синтетика, а у меня-то нитра? А доктор все смешками отшучивается. Друзья, говорит, у него с таким идиотским характером: появилась у одного черная машина, и другим - вынь да положь. За границей, говорит, черный цвет очень уважают, самые дорогие машины им красят. Так что, говорит, заказы еще будут... Пока он так отбрехивается, все вроде правильно. Вспомнишь, какую только блажь иной хозяин для своей машины не придумает, побрякушек всяких понацепляет, того и гляди лентами да бантиками начнет ее украшать. И доктору, вроде, верить нужно: солидный человек, всем в больнице командует. А останусь один на ночь в гараже, и другие мысли в голову лезут: не угодил ли я в компанию жуликов, больно уж много всякой секретности, будто на черное дело, на работу тайком прихожу... На днях меня доктор снова возле проходной повстречал. «Не заскучал? Готовься, - говорит, - скоро еще работа будет...» Рассказчик помолчал, прихлопнул ладонью по столу и решительно закончил:
- Разобраться в этом деле давно пора, пусть милиция проверит, все ли тут чисто. Помоги мне, Илья, заявление написать. У меня, сам знаешь, с грамотешкой плоховато.
...Капитан Речкин в это время находился в Кутаиси.
Возглавлял группу по розыску черной «Волги», проданной Николаем Яковлевым директору ресторана Маркарову. Задача была не из легких. Маркаров отрицал факт покупки. Знал, стало быть, какую машину приобретает и, почувствовав, что ее разыскивают, безусловно, постарался упрятать понадежнее.
В конце концов решили: раз уж Маркаров прячет «Волгу», то скорее всего не поближе, а подальше от своего жилья. Значит, надежнее всего будет осмотреть окраинные кутаисские гаражи и сараи, заглянуть под каждый навес, побывать во всех местах, где только можно укрыть автомобиль.
Город разбили на участки, и люди в штатском пошли по дворам, не оставляя без внимания ни одного закоулка. Успех пришел на второй день. Черную «Волгу» обнаружили далеко на окраине города в ветхом сарайчике деда Рашида Исмаилова. Дед Рашид хлопотал под жарким солнцем, укрепляя мостик через придорожную канаву. Старик охотно объяснил, что мостик верой и правдой служил не один десяток лет, я проехала по нему машина, он и посыпался. Дед никогда не думал, что его сарайчик может кого-нибудь заинтересовать, а вот, поди ж ты, пришел солидный человек, директор ресторана, нанял сарайчик под гараж и велел мостик срочно привести в порядок...
Местные криминалисты быстро установили, что номера двигателя и шасси черной «Волги» были зачищены и заново перебиты. Не составило большого труда для экспертов восстановить и прежние, настоящие заводские номера автомобиля. Они в точности совпали с номерами голубой «Волги», похищенной у художника Михайлова.
...Художник Михайлов сидел у мольберта перед холстом с зеленоватой гладью лесного озера, затянутого по берегам цветущими кувшинками. У озера на картине не хватало ощущения глубины и прохлады. Иван Петрович хмурился, сопел, всматривался в этюдные наброски и пробовал мазки новых оттенков. Со двора донесся короткий гудок машины. Художник вздрогнул. Ему показалось, что это подала голос его голубая «Волга». Только те, кто не сидел за рулем, могут думать, что голоса у автомобилей одинаковы. Настоящий водитель сразу отличит голос своей машины среди десятков других, как хороший баянист по одной ноте издалека узнает свой инструмент. Невольно Иван Петрович поднялся и направился к окну. Вспомнилось, что звонил из уголовного розыска капитан Речкин и просил подождать его дома. Из окна художник увидел незнакомую «Волгу», поблескивавшую черным глянцем, и Речкина, идущего к подъезду. Иван Петрович нахмурился и уселся за мольберт с недоступным видом. «Приехал на оперативной машине. Опять будет успокаивать, - думал он. - А я уже успокоился, ничего больше не жду. Себе дороже эта нервотрепка». Вошел Речкин, улыбнулся, не обращая внимания на постный вид хозяина, и протянул ключи:
- Заждались, Иван Петрович? Принимайте машину.
- Какую машину?
- Вашу, только в новом обличье - брюнеткой стала...
Иван Петрович машинально взял ключи и сразу увидел, что это его ключи, и кольцо то же самое, со щербинкой. Но вспыхнувшая было радость вдруг погасла: ведь ключи он сам отдал Речкину для какой-то оперативной надобности.
- Да, это ваши ключи, - понял его Речкин. - Поддельные остались у следователя, пойдут как вещественное доказательство.
Художник, недоверчиво оглядываясь на Речкина, спустился во двор, подошел к незнакомой «Волге», открыл дверцу, сел за руль и только тут, изнутри, окончательно узнал свою машину. Ошибиться он не мог. Он знал каждую царапинку на приборном щитке, каждую риску на головках шурупов. Иван Петрович привычным движением нащупал секретную кнопку, включил стартер, и двигатель, тихо фыркнув, почти неслышно заработал на малых оборотах. Потом Иван Петрович заглянул под капот, в багажник, под передок машины - везде все было в полном порядке.
- Ну, пошли писать расписку!
Лишь в квартире художник пришел в себя:
- Кто же ее украл? Не тот рыжий парень с татуировкой?
- Нет. Не поверите - ваш сосед по дому Богородский. Хотя угонял не он. «Доктор» лишь давал руководящие указания.
Из рассказа капитана Иван Петрович узнал все подробности долгого и трудного розыска его «Волги».
Николай Яковлев сопротивлялся до тех пор, пока к нему на очную ставку не привезли из Кутаиси покупателя, директора ресторана Афанасия Маркарова. Подтвердив хищение голубой «Волги», ой вскоре признался и в краже шести других. Правда, сильно «помог» ему в этом маляр Короткое. Он помнил все перекрашенные им машины: сиреневую с искрой, бежевую, синюю, салатного цвета и две серых. Они и были найдены в разных городах Прибалтики и Закавказья. Богородский четко распределил обязанности между сообщниками. Воровал машины Яковлев, причем только «Волги», новые или почти новые, без малейших повреждений - других машин «доктор» не принимал. Брат «доктора», слесарь-механик, искусно перебивал номера на двигателях и шасси, а сам глава «фирмы» изготовлял фальшивые документы на автомобили. Он же занимался сбытом. Лишь в одном, последнем случае доставка машины покупателю была поручена Яковлеву. Перекрашивал автомобили Коротков, сам как следует не понимая, что творит...
- Я думал, что лишь какой-нибудь исключительный случай поможет найти машину, редкий, как крупный выигрыш в лотерее, - задумчиво сказал художник.
- Нет, не случай, - покачал головой Речкин. - Нашли, потому что искали. На первый взгляд все случайно - сигнал из Гагры, и задержание Яковлева, и заявление маляра Короткова, и другое. Но мы искали эти случаи, и поэтому они сошлись как в фокусе. Мы находим почти все похищенные машины.
На столике зазвонил телефон. Художник поднял трубку и передал ее Речкину:
- Вас.
- Ну вот, - грустно улыбнулся Речкин, - а я было думал на тренировку сегодня успеть. Я ведь мотогонщик...
Капитан ушел, а художник задумался о нелегком труде людей с милицейскими погонами. Вот оно, оказывается, как сложно и трудно, когда объявляется розыск. Сумеет ли он написать картину «Объявлен розыск»? Что на ней изобразить? Погоню на бешеной скорости, оперативную группу на месте происшествия? Думать надо...